Пока выкладывала этот сказочный ошметок, наткнулась на интересную статью о сказках. Не спрашивайте, как так получилось, что я её обнаружила. Сама не знаю.
Да, собственно, пост создан ради недописанной сказки. Когда допишу - не знаю (я вообще много чего не знаю, как оказывается, хм), но то что есть - можно читать.

Автор: henna-hell
Фэндом: Перро Шарль «Сказки матушки Гусыни»/Сказки братьев Гримм.
Персонажи: Ведьма, Принцесса, Принц
Рейтинг: PG-13
Жанры: Даркфик, Драма, Фэнтези
Предупреждения: Смерть персонажа (?)
Размер: Мини

читать дальшеЯ сижу у окна моей высокой, почти до облаков, выше мачтовых столетних сосен и шелестящих листвой гигантских берез, окутанных в белые древесные саваны, запятнанные временем. Моя тень на желтой, из крошащегося песчаника, стене выпускает кольца дыма из тени моей трубки. Курение вредит? Оно убивает? «Черта с два!» - скажу я лет через триста, когда люди забудут старых богов, скандальных могущественных демиургов и духов, и будут поклоняться только одному в страхе наказания за неверие – чертей-инквизиторов в огненной стране. Я это знаю, и другие ведьмы знают, ведь все мы так или иначе видим, что может случиться после нашей смерти. Я говорю «нашей», хотя подразумеваю чью угодно смерть, только не свою.
Я почти бессмертна.
Все ведьмы отдают свои дары людям, но только те, которые им принадлежат. Кто-то отдает красоту, кто-то – любовь, кто-то – мудрость. Я отдаю самое дорогое, что только можно придумать – мою смерть.
Поэтому курение не может убить меня: слишком много своих смертей я уже подарила, подарила безвозмездно – это мой долг.
Люди считают моих коллег добрыми феями, видят их, даже самых мерзких старух, прекрасными существами – ведь людям нравятся их дары. Меня же, всегда молодую, но вечно усталую от своего бессмертия, называют старой каргой и не поминают моего имени всуе, чтобы не накликать беду. Меня боятся. Когда-то люди решили, что я и есть смерть – глупцы! – и решили замуровать меня в моей же башне, а я не возражала: все равно я выполню свой долг и отдам свой дар тем, кому он нужен. Так что пока я жду своего часа, мой подарок, который я сама охотно бы использовала, остается нетронутым, и струи сизого дыма из моей трубки разрезают белые облака над крышей башни на грязно-серые осколки.

***
Статный рыжебородый король был властен и жесток; двух своих первых жен он собственноручно убил, когда после года брака ни одна из них не дала ему наследника. Третья жена, молодая румяная женщина из светловолосого северного племени, славившегося своим крепким здоровьем и недюжинной выносливостью, на свое счастье понесла после первой же ночи. Король молил воинственных богов, которые ему всегда помогали, чтобы родился мальчик, достойный потомок, справный, как мать, и строгий и горячий, как отец. Он заботился о своей нынешней королеве, не обременял супружеским долгом, боясь навредить своему первенцу, находил для того, чтобы погасить свое желание, других женщин, любовался, как округляется живот жены, наливается ее грудь и ласкал время от времени ее языком, с нежностью мечтая, как его наследник будет напиваться материнским молоком и расти, превращаясь из малютки-принца в будущего сурового короля. И вот, в назначенный срок, королева удалилась в чистый деревянный дом возле роскошной королевской обители, чтобы на чистой пахучей деревянной скамье среди бочек с теплой родниковой водой, в окружении дюжины повитух, родить ребенка. Король сам приносил жертвы богам и отгонял от роженицы злых духов.
Но удача королевы пришла к ней и спасла ее от гибели от горячей руки мужа только раз: родилась девочка. Король был вне себя от ярости и разочарования. Еще не пришедшую в себя жену он выгнал на окраину страны, в беднейший рыбацкий поселок, не дав ей даже подержать дочь в руках. Недолго переживая, как и все неистовые люди, он взял в жены другую девушку и сыграл с ней свадьбу одновременно с наречением новорожденной принцессы.
Король объявил гуляния по всей стране, позвал на пир всю знать из своего и соседних королевств – для прославления своей семьи и будущей жены, чтобы пили за здравие и передавали вести о короле во все сопредельные и дальние страны, и позвал местных ведающих женщин, чтобы каждая оставила свое слово принцессе, ведь это и ее праздник. Позвал всех властвующих людей – управляющих миром людей и миром духов. Всех кроме одной могущественной женщины, заточенной в высокой башне из желтого крошащегося песчаника.

***
Я знала, что в мире людей, в стране, которая видна из окон моей башни, на пути к закатному солнцу, у короля родилась дочь. И я видела, что может случиться с этой несчастной девочкой, вырванной у матери: она будет расти нелюбимой, только потому, что родилась; не то время, не то место, не тот пол – всё, что от неё не могло зависеть будут ставить ей в вину и наказывать, может быть и не жестоко, но больно, очень больно. А еще я видела, что с ней случится наверняка: девочка будет мечтать о смерти, возможно, это желание придет к ней рано, от постоянной вины и тяжести безрадостной жизни, или позже, когда она станет зрелой женщиной или даже дряхлой старухой. Как бы ни случилось, я подарю ей великое благо – я дам ей возможность выбрать.

***
Король и его новая супруга сидели во главе длинного деревянного стола, уставленного блюдами и мисками с различными яствами и кувшинами с винами, мёдом и пивом. Рядом с ними, в люльке, лежала новорожденная принцесса, к которой по очереди подходили ворожеи и вплетали свои слова в судьбу девочки, меняя её узор до неузнаваемости.
… Ты станешь самой красивой в королевстве, и все мужчины будут влюбляться в тебя с первого взгляда…
… У тебя будет доброе сердце, ты научишься всё прощать и одаривать всех нежностью и лаской…
… Ты будешь грациозна и ловка, и каждое твое движение будет вызывать трепетный восторг…
… Ты сможешь танцевать как никто в королевстве, твоё тело будет плавно повторять любой ритм и с первого раза запоминать каждое па…
… Твой голос будет обворожителен, а песни, которые ты будешь петь, будут околдовывать слушателей …
… Когда ты будешь прикасаться к любому инструменту, флейте ли, лютне или даже глиняной свистульке, они будут играть красивейшие мелодии под твоими тонкими пальцами и нежными губками…

***
Конечно же, мои сёстры изворотливы и хитры: ни одна из них не подарила младенцу таких простых и нужных радости, удачи и счастья; даже ум и смекалку – и те приберегли. Что же, слово осталось за мной, и оно исправит все их ошибки.

***
Когда благодушно настроенные гости были уже сыты и пьяны, а ведуньи пожелали принцессе-малютке всё, что могли, когда никто не ожидал новых гостей и ничто не предвещало беды, дверь торжественного зала отворилась и вошла древняя ведьма, проклятая карга, которую никто не звал, чье имя даже не произносили всуе. Её старое рваное платье волочилось по полу, белые, не то выгоревшие, не то седые, не то неестественно светлые от рождения волосы венцом огибали голову и падали на плечи двумя длинными толстыми косами, заметавшими её следы вслед за подолом, на сухом тонком лице не было признаков возраста, только в глазах было отражение многих лет, проведенных в этом мире.
- Здравствуй, король, - негромко произнесла она, - и тебе, королева, - женщина присела в реверансе, - многих лет жизни.
Король побледнел.
- Что делаешь здесь ты, проклятая убийца? – скрипя зубами, выдохнул он.
В ответ беловолосая ведьма только коротко усмехнулась и пошла к колыбели принцессы.
- Нелегко тебе придется, нелюбимое дитя, тебя ждут годы зависти и бессильной злости, которые будут хлестать тебя, как упругие ветви, на каждом шагу по этому дремучему зловещему лесу, который здесь называется жизнью. Но помни: когда ты захочешь из него выйти, тебе нужно будет только уколоть палец веретеном – и ты избавишься от лишних страданий. Только подумай дважды, прежде чем воспользоваться этой тропой – обратно ты не сможешь вернуться.
Ведьма дотронулась ладонью лба малышки, хрипло выдохнула, словно при тяжкой болезни, и ее волосы будто еще отросли, а кожа просветлела. Женщина обернулась к испуганно и изумленно глядящим на нее королевской семье, гостям и придворной челяди и улыбнулась:
- Я обрезала нити. Теперь девочка сможет обмануть жизнь.

Пока делала последние стежки на рушнике, минут за пять до отчаливания на работу, продумала потрясающий лытдыбровый пост, а пока шла - он испарился.
Раз так, то факты, вкратце. Я его добила! Для меня это событие - самый настоящий праздник, ибо напрягла уже вышивка. Глаза болят, пальцы покрючились, а на среднем на левой руке кожа возле ногтя исколота иглой почти в фарш ибо не приучена я к наперстку, а зря. Вечером буду хвастаться фоточками Правда, я недовольна - вторую половину я основательно залажала, а две полоски орнамента и вовсе не успела сделать... Не дошла-таки до Эвереста Но, с другой стороны, учитывая сложность и сроки - я над этой радостью билась 3 недели, это очень мало, вышивала только по ночам либо в выходные плюс вчера и позавчера, о чем отдельный рассказ - я более чем справилась. Посмотрим, что скажет заказчик...
Так, насчет вчера и позавчера: эти два дня я нагло провела дома. Во вторник переводчик Лариса, моя соседка по кабинету, сказала, что я весьма серая и опухшая и посоветовала отпроситься. Я покурила эту идею и таки да, отпросилась. А еще Лариса советовала мне выспаться, наплевав на вышивку, выспаться всласть, а только потом приступить к работе. А я - дура. По пути домой в мою голову постучалась совсем не светлая мысль не засесть за заказ, а чтобы это получилось - упиться энергетиком (глюкоза, кофе, жень-шеневая настойка и прочие стимуляторы такого рода уже не помогают). Я и напилась. Эмпирический опыт - самый лучший: теперь я точно знаю, что впредь делать это не стоит. Нет, энергетик меня, конечно, ввел в рабочее состояние, правда, в такое, при котором руки делают то, что нужно, но голова ловит глюки, очень много глюков. Снится наяву что-то невразумительное, причем с персонажами прочитанных за последние три дня фиков... нувыменяпонели. А что самое интересное... через полчаса после того, как я напилась ацкого тонизирующего зелья, я почувствовала, что меня начинает ощутимо трясти от холода. Ну это ладно, фигня, в квартире не жарко всё таки. Но когда я посмотрела чуть позже на свои руки, обнаружила, что ногти и кончики пальцев посинели. Опа, пришла мысль в русле того бреда, который виделся мне за вышивкой, опа, я, оказывается, йотун. Её перебила вторая мысль - нифига, синими должны быть инеистые великаны Нифльхейма, а голубые йотуны - марвеловская фантазия. И вот, пока я сама с собой спорила о цвете кожи разных видов великанов, проснулся здравый смысл. Знаешь, спросил здравый смысл ехидно, симптомом чего является посинение ногтей? Йотунской крови, продолжила галлюцинировать я. Не-а, порадовался здравый смысл, это сердечная недостаточность! И тут я протрезвела. Под левой лопаткой висел маленький, но тяжелый грузик и тянул левую же часть грудной клетки куда-то назад и вниз, а в центре тяжести уплывающего за этим грузиком куска моей тушки засела прохладная такая игла, будто обмазанная ментолом. Ой, подумала я и начала потеть от страха. В квартире никого нет. Никого, кроме меня. Вообще. Разгар дня, все соседи на работе. Вот они, кофе в лошадиных дозах, сигареты с гвоздикой и зловредная банка энергетика, они пришли посмеяться надо мной за то, что я их оскорбила бездумным употреблением. Игла в грудной клетке начала приплясывать. Я поплотнее завернулась в старую кофту, из которой у меня было построено гнездо в кресле, вцепилась в пяльцы и начала ждать инфаркт. А он не пришел, сволочь такая. Проигнорировал. Но пальцы у меня оставались синими до конца дня, а игла с ментолом до сих пор сидит там же и изредка вибрирующе хихикает. Очень надеюсь, что это ипохондрия... Зато позавчерашнее моё состояние нашептало мне голосом Ларисы, что выспаться таки надо, потому предыдущую ночь я пыталась это сделать, и сделала бы, если бы не шалящие по пустякам нервы и проклятая бессонница. Зато вчера - и сегодня - здравый смысл решил удалиться, потому этой ночью я не спала. Вообще. Вышивала. Ну не дура ли? Нынче жду курьера, дабы отправить рушник его хозяевам. Отправлю - гора с плеч. Сегодня планирую ничего не делать вечером, зажечь полдюжины свечей, закопаться в пледы и смотреть на тени на потолке. Больше мне ничего не нужно.
О, это как раз был тот текст, который давеча приходил ко мне.


Да, я еще вчера не отрывалась почти от вышивки, потому не утащила к себе Его портрет. Спасибо, Оль Бойся, я тебя еще закидаю идеями Например, три викингские косы за поясом...))
Пишет [J]No-name.[/J]:

...рисовать цветочки у меня не получается, так что....

URL записи

Апд: да, это он, виновник моих бессонных ночей.Трахаться с ним - это еще более странно, чем даже церебральный секс, ей-богу %)

Ещё апд: заказчики получили его, заказчики довольны

запись создана: 01.12.2011 в 12:53

А мне ВНЕЗАПНО фик написали.
Приятно же ^^

Пишет  Jun:

СтаркоЛоки в порядке бреда.
Радио "Асгард", ОЛОЛО ФМ. Виа КВН.
Бета:  Астерчик
for  henna-hel внезапно.

- На самом деле, говорит Тони Старк, поднимает забрало шлема и зыркает глазом в сторону бара, - вы ничего не понимаете.
- На самом деле, - говорит он, - это все не то, чем вам кажется.
Локи подбирает ноги, поплотнее усаживается на карнизе, отряхивает с плаща снег, и с интересом заглядывает в окно особняка.
Мстители смотрят на Тони как на сумасшедшего и не замечают любопытного Бога по ту сторону окна.
- На самом деле, - говорит Старк, - Это не виски. - И откупоривает бутылку. - На самом деле это - топливо.
Он делает пару глотков, потом заботливо выливает дорогущий напиток на белоснежный платочек и протирает светящийся диск на груди.
- Эх. - Довольно жмурится Железный Человек. - Хорошо. - Он блуждает взглядом во комнате и замечает Локи, который не успевает спрятаться за стеной. - А вот рааааньше...- Старк вальяжно подходит к окну и берется за ручку, - Раньше было липко!
Он резко открывает окно и быстро хватает за руку отпрянувшего от неожиданности и чуть не навернувшегося вниз Локи.
- Ээээх! Вспомним юность! - Радостно провозглашает Старк, подхватывает офигевшего Локи на руки и вылетает в окно, задорно жужжа непонятно откуда взявшимся на суперброне пропеллером.
- Так вот какая скотина у меня именинные пироги в детстве воровала...- грустно замечает Бартон. - А мама все "Карлсон, Карлсон!" Тьфу!...
Тор поднимает с пола челюсть и молот, Коулсон методично размешивает сахар в кофе.
"Малыш! Полетели на крышу! Измажемся вареньем! Улижемся вууууствеееерть!!!" - звенит над спящим зимним лесом, перекрывая ругань Локи на непонятном языке. - "Пустяки! Дело житейское! Я мужчина в самом рассвете сил! Не веришь? Щас докажууууууу!...."

URL записи

Не знаю, почему мне пришло это в голову, но пришло и, кажется, верно.

Троица создателей людей Один-Лодур-Хёнир в скандинавской мифологии полностью соответствуте фрейдистской триаде Я- Оно-Сверх-Я, причем именно в таком порядке. Ой, то есть, теории Фрейда соответствуют мифологии. Почему мне так кажется?
Лодур вдохнул первым людям тепло и румянец щёк - жизнь в её животном варианте. Легенды о Лодуре-Лофте-Локи говорят о о его импульсивном, подчиненном инстинктам, поведении, несмотря на сообразительность, он вляпывается во все неприятности именно потому, что следует своим желаниям без лишних размышлений об их правильности и целесообразности. Мораль уходит в угол и там, позабытая Лодуром, тихо плачет. Это Оно, бессознательное.
Хёнир дал людям дух, разум - то, что заставляет их контролировать свои поступки. Мифов с участием Хёнира мало, поскольку всё то время, в которое у асов уходит на самое веселье, он находтся в плену у ванов, т.е. его сковывает некий долг. После Рагнарёка Хёнир должен вернуться для того, чтобы следить за младшими богами, которые будут строить новый, лучший мир - не это ли утопия, основанная на морали и добродетели? Получаем, что Хёнир - Сверх-Я.
Один дарит людям дыхание, жизнь - ту буквальную жизнь, которая лежит на поверхности. Одину характерны как поступки, не поддающиеся измерению я точки зрения логики и морали, так ему же дана и справедливость, основанная на них. Он - трикстер, вор и шутник, он же - высшее существо, отец и образец всего сущего. Он - сочетание инстинкта и морали, Я, сознательное.

Вот стоило, наверное, надолго и всерьез втыкаться в фильмы по комиксам и сами комиксы, чтобы уметь находить реминесценции в современной литературе. Этот отрывок из "Чисел" Пелевина я, в первое прочтение книги, понимала очень приблизительно, зато теперь могу оценить во всей его постмодернистской красе:

"Перед ним стоял мультимедийный герой Пидормен. Он был одет в трико с буквой «Q» на груди и розовый плащ с галунами, а на его лице была дивной красоты венецианская маска. Пидормен вскинул свободную руку в приветствии, и Степа заметил на его плаще блеснувший под луной значок с американским флагом. У Степы отлегло от сердца - он понял, что бояться нечего.
- Кто ты? - шепотом спросил он.
- I'm your neighbourhood friendly Queerman, - ответил Пидормен.
- Говори тише, - прошептал Степа, - разбудишь гада. Почему ты стал таким?
- Когда-то я был такой же, как ты, - прошептал Пидормен. - Но однажды меня укусила божья коровка… Вот подожди, тебя тоже укусит.
- Чего ты хочешь? - шепотом спросил Степа.
Вместо ответа Пидормен снова потянул Степу за лингам.
- Не надо, - попросил Степа, но Пидормен не послушал и потянул в третий раз. Степа с ужасом понял, что больше не может контролировать ситуацию. Он несколько раз передернул ногами, и лингам выстрелил.
Пидормен, сделав испуганное сальто, унесся на брызнувших из запястий белых струях куда-то вниз, в горящие неоном джунгли наслаждений. Двигался он быстро, но Степа успел увидеть на его трико овальный вырез, открывавший ягодицы."

Вчера я дала себе обещание, что, когда отправлю заказчикам многострадальный - но интересный! - свадебный рушник, не возьму иглу в руки месяц. Ну, или недели две. Одну. Но только не для вышивки крестом. Разве что, на открытках... Впрочем, я смогу занять руки чем-нибудь другим не менее хорошим - например, сделаю наконец букетик из орхидей из органзы черного, синего, фиолетового и белого цветов. Я давно хочу припомнить, как такие штуки творятся, а еще хочу их подарить своей подруге на день рождения, а то она как-то регулярно страдает от нехватки готишных темно-синих роз в организме. Розы, так, чтобы они получились небанально и действительно красиво, я делать не умею, правда, но вдруг орхидеи чуть да помогут?.. А если вернуться к нашим баранам, то могу похвастаться, что половину дико замысловатого узора на рушнике я сделала (под половиной я подразумеваю полностью вышитую одну из сторон). Осталось повторить подвиг и исхитриться успеть сделать нечто на тонких полосочках канвы сверху-снизу от того самого узора, а то пустыми они как-то не комильфо смотрятся. Я уже решила, что их я украшу не крестиком, а каким-нибудь простым в работе, но эффектным настилом, чтобы побыстрее. Вообще, я очень боюсь не успеть. У людей всё-таки свадьба, нельзя опаздывать... никогда у меня раньше не было такого жёсткого дедлайна на заказы, так что я немного очк-очк, хотя понимаю, что не успеть я просто не могу, ибо ответственность и работа на репутацию. Проще нажраться энергетиками, чтобы урвать дополнительные часов шесть от сна.
Кстати, вот приблизительно так я поступила вчера. Впоследствии позавчерашнего расслабления, когда я заснула - дважды - с пяльцами в руках и едва не вышила себе пальцы, вчера я заявила себе, что сон - для слабаков, выпила на ужин сиротскую 400-миллилитровую чашку кофе, потом - крепкого чая с настойкой элеутерококка, и вышивала до половины четвертого. Легла спать даже не потому, что хотела, а потому что почувствовала, что работаю медленно, хотя и без косяков, которые случаются при усталости, и решила, что поспать будет полезнее, чтобы засесть за работу сегодня, будучи в состоянии нормальном, а не дохло-зомбическом. Посмотрим.

Когда я катастрофически мало сплю, мой мозг переплывает из реальности, той, которую можно нащупать, в какое-то галюциногенное пространство. Нет, зеленые черти и свиньи с мобильниками меня не посещают. Просто появляются они. Мысли. Они говорят не о чем-либо сугубо материальном, а генерят идеи, приближающиеся к сказочным. Когда я работала по 14 часов, я держала в голове десятки дизайнерских решений для чего угодно и пару-тройку ненаписанных книг. В какой-то момент, то ли когда я дорвалась до отпуска, то ли когда уволилась, всё это испарилось. А сейчас приходит снова. Я вчера по пути с работы и сегодня на работу сочиняла роман в духе не то Лавкрафта, не Переса-Реверте, с мифологией, не претендующей на историческую достоверность, детективными нотками в виде расследования смертей, связанными с этой мифологией и прочими плюшками. В числе прочего там были: загадочный колдунский народ чудь, живущий на болотах закрыто от скандинавских и славянских соседей; культ поклонения ни живому ни мёртвому избавителю, что-то противоположное христианскому спасителю, несущему наказание за грехи ни много ни мало богов (ну, выменяпоняли, а если еще нет - читать "Перебранку Локи"), с человеческими жертвами; вепсские тряпичные куклы с зашитыми ртами; аналогия жертвования Авраамом Исаака и Одином - Бальдра ради каких-то наддемиурговских, надбожественных сил... короче, жирный плевок в кучу религий и редкостный бред. Только я не придумала эффектную ключевую фразу, которая повторялась бы на протяжении повествования, как "Пхнглуи мнглунафх Ктулху Р'Лайх угахнагл фхтагн" в лавкрафтовских мифах, а я чем-то задним чую, что она нужна и без нее вообще ничего не срастется. Так что не будет романа. К тому же, когда я высплюсь, я забуду все свои идеи.
Зато я уже пишу фик для  Marita~. Выходит чёрт-те что, но забавное.

Да, о фиках. У меня есть две заявки, которые кто-нибудь смелый может воплотить. Одна из них давно крутится в голове, я бы сама написала, но что-то не пишется. А вторая пришла в голову сегодня, случайно, её вообще ничего не предвещало.

Первая.Локи в амплуа киношного хитледжеровского Джокера: "Хочешь знать, откуда у меня эти шрамы?".

Вторая.Кроссовер "Эдды" vs South Park, а именно пантеон скандинавских богов против Суперлучших Друзей, плюс четверка Стэн-Кайл-Кенни-Картман где-то на фоне.

К слову "Эдды" вспомнился диалог с одной барышней. Она рассказывала мне про какие-то очередные "Веды" якобы вправляющие мозг и помогающие правильно жить. Она порывалась подробно рассказать про это дело. Начала с фразы в духе: "Я не хочу тебя чрезмерно загружать "Ведами", я понимаю, тебе это, возможно, не покажется интересным...". Это было её ошибкой. Конечно же, я не сказал, что мне кажется неинтересным любой текст, помогающий правильно жить. Я улыбнулась как можно более фанатично и заявила: "Без проблем. Мне интересно. Загружай. Только давай так: ты меня грузишь "Ведами", а я тебя - "Эддами", идет?" - "Чем?" - ""Эддами". Младшей и старшей. Начнем с сотворения мира, а там как получится. Итак, вначале была только темная бездны Гинуингагап и страны льда и пламени Нифльхейм и Муспельхейм... ". Эта самая барышня прервала меня, сказал, что намёк понят и что пересказывать "Веды" и наставлять меня на путь истинный она больше не будет.
Вот что значит тактичный, но прозрачный намёк.

Хотела я еще пару слов о фанфикшене написать. А именно - о слэшерских ЭнЦах. Люди, проиллюстрируйте мне, сексуально необразованной, как при анальном сексе пассивный партнер может обхватывать бедра активного ногами? Не впервые встречаю такие моменты в фиках, и они меня здорово удивляют: почему-то мне кажется, что это дико неудобно... Впрочем, фиг с ним, с этим недоумением А ещё я недоумеваю, почему я не припоминаю ни в одном фике позу "69", но это вообще риторический вопрос. Да, куда-то совсем не туда меня заносит...

На десерт хочу спереть у Линор Горалик свеженькое и, по-моему, весьма правдоподобное:читать дальше "В очень страшном, по сути, Музее американских индейцев идет выставка кукол: от трибальных ритуальных идолов до детских игровых и до авторских современных работ из резерваций. Там можно посмотреть, среди прочего, на традиционных мексиканских кукол-«рассказчиц»: растерянная фигурка с открытым в отчаянии ртом, а по ней ползают штук десять человечков: за уши тянут, на шее висят, в рот заглядывают. Гляди и думай, писатель. Гляди и думай. "

Я сегодня добила все переведенные части той арки Journey Into Mystery, где развлекается юный реинкарнировавшийся после осады Асгарда Локи кому интересна конкретизация, это # 622-626 плюс один спин-офф. Не могу не умилиться и не поделиться рисованными прекрасностями. К сожалению, прекрасность текста там более чем никакая, переводчики расставляли знаки препинания с точки зрения баллистики, путали совершенные и несовершенные глаголы и вообще беспредельничали. На это, возможно, стоило бы ответить что-то вроде "переводи сама, раз такая умная", на что я сразу отвечу, что, во-первых, я не настолько хорошо знаю английский, мой конек - русский язык, во-вторых, не настолько владею фотошопом, и в-третьих, мне лень

картинки
Сразу прекрасное: слева - Локи в юности, но не после реинкарнации, а до смерти, которая была до неё... короче, в первой юности. Или второй, учитывая, что он пережил два Рагнарёка... Или третьей. Короче, юный Локи. По-моему, он похож на Киллиана Мерфи.


На лице Хель читается "в глаза смотри... в глаза, я сказала! Глаза находятся выше!". На лице Тира: "И вы собираетесь воевать в таком виде, моя госпожа? Оу, сдается мне, я знаю, чем закончится сражение..."


По-моему, Мефисто здесь просто шикарен. Импозантный до безобразия.


но мне все равно нравится. Дух взрослого Локи злорадствует за кадром. Сам над собой злорадствует, хм.


А это, по-моему, просто умилительно. Качееельки...


И апофеоз умиления. Тор: "Ах ты проказник!". Локи: "Да, я такой ^^"

У меня вчера случился драбблик - да-да, это способ скоротать рабочее время графоманией... за графоманию мне стыдно, но что делать
Писался по заявке  KoriTora: "Локи. Объясняя семейству причину своей очередной беременности (сердце злой женщины), скромно оправдываться, что хотел причаститься к культуре своего народа. "Ётунская кухня такая ётунская"."
Матчасть хромает, ибо влезла я в то, в чем смыслю очень приблизительно, но адресат, вроде, доволен - значит, всё в порядке.

Монолог папашки.Кто развратник, я развратник? Да я… да мне… ни в одном… нигде, короче. Я чист и непорочен. Ангербоду не трогать, она моя жена, всё законно, никакого разврата. Что значит «которая по счёту»? Первая и единственная. На тот момент времени.
А вообще, перед кем я оправдываюсь? Сами-то… Ой, ладно, чую я, стоит только начать говорить правду, так огребу побольше, чем за ложь. Лучше так: сами-то ни черта не понимаете в эмпирическом познании мира. Ты, Висельник, тоже молчи – да, знаю, что ты в этом мире всё вроде знаешь, потому что сам делал, но то, что за его пределами? То-то же. А я любопытный. Вы мне просто завидуете. Чему? Уму и сообразительности!
Вот, например, шёл я давеча по Железному лесу. Иду, никого не трогаю, никому не мешаю, глядь – а на тропинке тётка лежит, глазами вращает. Осмотрел – инсульт вроде. Едва говорит, а всё пытается оскорбить как-нибудь. То её не трогай, то в избу отнеси… и обзывается обидно. Неприятная тётка. Злая. В общем, пока я решал, оставить ли её или отволочь куда следует, она и померла. А я так думаю: сердце-то у неё целое, здоровое, а мои родичи-йотуны как раз, я слышал, опыты по трансплантации проводят. Отнесу-ка я им свеженький материал, тётке-то уже всё равно. А они меня своим премудростям научат, на алаверды. Взял я скальпель… да, всегда. А вы, что ли, не носите с собой скальпелей, на всякий пожарный?.. так вот, и вырезал я ей сердце, надел свои башмаки и полетел в Йотунхейм. Прибыл, отдал препарат, они порадовались. А что вы с ним будете делать, спрашиваю, можно мне посмотреть? А они: не, мы сейчас другой проблемой занимаемся – экстракорпоральное оплодотворение. Мы, говорят, искусственное слияние гамет и выращивание из полученной зиготы полноценного плода уже освоили, бьемся над тем, как получить потомство из вегетативных клеток. Нам, говорят, нужен свежий материал, желательно человеческий. И задумались, где, мол, взять. Так я это, говорю, я же принес вам сердце. Человеческое. Свежее. Йотуны ещё больше обрадовались: сейчас устроим веселье. А им ещё другой материал нужен был, с отличным набором хромосом. Ну мне жалко, что ли – накапал им крови в пробирку. …В общем, развлекались они так долго, а потом понадобился реципиент – имплантировать плод. Тут-то я и вляпался. Оказывается, их, йотунские, организмы отторгают имплантат. Нет, ну не пробовали, конечно, но спрогнозировать же легко. Им нужен был один из тех, кто дал свой генный материал для эксперимента. Тётка та, она-то дохлая уже давно, остался… ну, вы поняли. И поместили они в меня имплантат из сердца той злыдни и моей крови. Как поместили? Ну, это долго рассказывать, но… Да, Тор, я его съел, если тебе так проще. Йотунская кухня такая йотунская. Оу, сарказм? Ты его уловил? Молодец, держи печеньку. Так о чём бишь я? Ага, эксперимент. Поместили меня под наблюдение. Девять месяцев, всё как полагается. И, знаете, получилось! Правда, потомство то ещё: злобное в мамашу плюс мои природные способности к колдовству. Близняшки. Девочки. А глаза – мои.

Пошла на "Сказки..." выкладывать очередной свой псевдоскандинавский бред и наткнулась на ЭТО. ЭТО восхитительно, ящитаю, ибо на фоне обычных фикрайтерских энцешек с приевшимися пейрингами смотрится более чем свежо, да и язык, мммм, он такой вкусный. Хотя мне снова видится в тексте аллюзия на "Зубную фею" Грэма Джойса, но реминисценции такого рода видятся мне много где, так что спишу их на свою собственную паранойю и буду аплодировать автору текста. Таки вот, прошу любить и жаловать - У меня в шкафу Бука.

Апд: автор сего текста признался, что таки да, "Зубная фея" имела место быть.

Решила переписать сюда свой давно начатый и никак не завершающийся фик. Чтобы был.

Автор: henna-hel
Бета: беркут
Пэйринг: Русалка, Фритс, Ганс; фоном Дагон, Гидра, Ктулху.
Рейтинг: PG-13.
Жанр: Сказка/Мистика/Триллер
Размер: Миди
Саммари: Старые сказки о прекрасных морских принцессах и новые легенды о древних Глубоководных могут слиться и переплестись самым причудливым образом.
Предупреждение: пре-слэш, смерть персонажа.
Фандом: кроссовер по "Русалочке" Г.Х.Андерсена и "Мороку над Инсмутом" Г.Ф.Лавкрафта. Ну, и кое-что от автора

Глава 1. Спасительница (Первое письмо Фритса Гансу).Г.Х.Андерсену

Слагельс,

22 августа 18… года.

Дорогой Ганс! Порой мне кажется, что твоя страсть к мечтаниям и видениям фантастических существ заразительна, а я ― её беспомощная жертва. Вот уже месяц, как мой разум захватывает картина, которая не должна быть настоящей, но заставляет поверить в её реальность ― так крепко запечатлелась она в моей памяти, однажды увиденная и остро прочувствованная, оставившая множество загадок. Но обо всём по порядку.

Ты, наверное, слышал о невероятно сильном шторме, разбившем с дюжину судов? На одном из этих кораблей был я: в этот день справлялся день святого Ганса, твоего ангела-хранителя, и шумная компания вельмож вышла в море, чтобы провести празднества там. До сих пор волны выносят раздувшиеся просоленные трупы моих беспечных друзей, погибших в немилосердных водах разгневанного океана; меня же люди зовут счастливчиком ― я единственный выжил из всего экипажа и многочисленных гостей пирушки, но я боюсь, что это не так, и чувствую, что море заберёт своё, и моя участь будет гораздо ужаснее и мучительнее смерти. Я никому не рассказывал, как спасся, ты ― первый, мой милый друг, потому что прочие посчитали бы меня безумцем. Ах, я принял бы сумасшествие и забвение за счастье, лишь бы только произошедшее со мной оказалось фантазией моего устрашённого стихией разума.

Накануне, когда наш украшенный корабль, полный различной снеди и напитков, вышел из порта Копенгагена, ничто не предвещало катастрофы. Небо было ясным, солнце светило так ярко, как никогда, будто наша страна украла кусочек тепла у своих южных собратьев. Сама судьба словно подталкивала нас в открытое море, открывала ворота и уводила широкой удобной дорогой, лицемерно скрывая, что в конце пути нас будет ожидать гибель или, в моём случае, нечто гораздо более ужасное. Всю ночь попутный ветер раздувал паруса нашего судна, и весь экипаж говорил о том, что духи моря благоволят нам. На следующий день, когда мы достаточно далеко отошли от берега, началось празднование. Вино лилось рекой; рыба, дичь, редкие южные фрукты ― всего было вдоволь. Моряки, как и придворные гуляки, веселились, пили шнапс, распевали свои разухабистые песни. Только моё сердце предчувствовало что-то неладное, да и повода для веселья у меня не было ― ведь я всегда так одинок, когда тебя нет рядом, милый друг. Я смотрел в зеленоватую колышущуюся воду, расчерченную штрихами белой пены, и в серое мутное небо и, наверное, первым заметил грозовые тучи, быстро приближавшиеся с севера. Позволь упомянуть ещё вот что: не только движения темнеющего неба привлекли мое внимание ― в какой-то момент я увидел тёмный силуэт юной девушки, плывущей за нашим кораблем, нечёткий, как тень. Это чрезвычайно важная деталь в свете событий, произошедших после, но как бы я хотел, чтобы она лишь оказалась галлюцинацией! Так вот, я смотрел в воду, силясь разглядеть там прекрасную русалку, ― нет, мой друг, не ревнуй меня раньше времени, мной двигало лишь любопытство, подогретое легендами о морских созданиях, поющих манящие и убийственные песни! ― и вдруг заметил, что волны становятся всё выше, воды темнеют, а с севера дует холодный пронизывающий ветер. Увы, я не мог предположить, что эти изменения фатальны в силу своей неопытности в мореходстве, а когда тучи заметил экипаж корабля, было уже поздно. Сильные шквалы ветра сбивали опьянённых матросов, даже тех, кто плавал не один год и был привычно стоек в любую бурю, с ног; снасти вырывались из их рук, будто живые. Мне и нескольким другим высокопоставленным особам капитан приказал отойти подальше от бортов судна, которые захлёстывали высокие волны, и покрепче держаться за то, что попадётся под руки. Однако это оказалось бесполезно: паруса разорвало в клочья, мачты сломались в считанные секунды, а мгновение спустя корабль буквально развалился надвое ― одна его часть крутилась на месте, то погружаясь в воду, то выныривая из нее, удерживаемая якорем, который не успели даже поднять, а вторая… я не видел точно, что произошло с ней, но, вероятно, она разбилась в мелкие щепки. Во время крушения я потерял сознание и упал в воду, уже находясь в беспамятстве. Когда я очнулся на короткое время, то увидел ясное небо ― шторм уже закончился. Мне показалось даже на мгновение, будто я умер и попал в рай, настолько хорошо и спокойно мне было. Лучи солнца согревали моё лицо своими ласковыми тёплыми пальцами, а тело обнимали потоки прохладной воды. Мне почудилось, что я плыву против течения без собственной на то воли и без усилий. Но тогда я не придал этому значения, а просто закрыл глаза, позволив себе наслаждаться минутами покоя, и уснул. Я несколько раз так же приходил в сознание, успевая заметить только небо, солнце или звёзды, ощущал, будто меня кто-то несёт почти над волнами, по поверхности воды, и отключался.

То, о чём я хочу поведать тебе, что и поныне является причиной моих ночных кошмаров, произошло, когда я оказался на суше. Очнувшись, я почувствовал, что лежу на мокром холодном песке; горько пахло водорослями, а в лицо бил свет. Я отчего-то подумал, что это галлюцинация, бред умирающего, и решил не открывать глаза. Спустя некоторое время, когда я понял, что ни песок, ни запах водорослей, ни свет никуда не исчезают, я всё-таки огляделся. Надо мной висел купол белёсого неба, у ног шелестели волны, а где-то позади пели птицы ― именно пели, это были не резкие крики чаек, а звуки, говорящие о том, что за холодным пляжем, на котором я лежал, есть деревья, может быть, лес. Вдруг слева от меня мелькнула какая-то тень, и я повернул голову. По левую руку я увидел нечто, испугавшее меня до глубины души: это была почти человеческая фигура, похожая на обнажённую молодую девушку, но всё в её облике отвергалось моим разумом, настолько он не соответствовал реальности. Её кожа была бледной, синевато-зелёного оттенка, на плечах, бедрах и спине она, казалось, была покрыта чешуёй. Длинные густые спутанные волосы также были белёсые, как у альбиноса, слегка сероватые, с длинными плетьми водорослей, застрявшими в них. Глаза, выпуклые как у рыбы, без ресниц и бровей, на лбу ― пятно чешуи, на горле ― жаберные щели, судорожно расширяющиеся и сужающиеся, между пальцев ― полупрозрачные широкие перепонки; это существо выглядело как чудовищный гибрид лягушки, рыбы и человека. Она протянула ко мне свои длинные пальцы, дотронувшись до моего плеча, и я почувствовал холод, проникающий сквозь кожу к самом сердцу. Химера отдернула руку, другой сделала успокаивающий жест. «Кто ты?» ― я попытался спросить у неё, но моё горло, иссушённое солёной морской водой, отказалось повиноваться мне, и получился протяжный хрип, лишь отдалённо напоминающий слова. Она долго смотрела на меня своими выпуклыми водянистыми глазами, будто силилась проникнуть в мою голову и прочесть мои мысли. Потом она издала нечеловеческий стон, прерывающийся свистом и шипением, и умолкла, с интересом глядя на меня. Моё горло онемело от ужаса, руки и ноги казались огромными, тяжёлыми и неподвижными, и я ничего не мог сделать ― ни ответить существу, ни показать, что я его не понимаю. Наконец, когда химере надоело ждать моего ответа, она снова протянула ко мне руку, и тут мой страх дал мне сил отпрянуть от неё, и я пополз по песку от моря, от неё, к деревьям и птичьему пению, пытаясь встать на всё ещё ватные непослушные ноги, падая, царапая локти, колени и ладони о мелкие угловатые камушки, осколки ракушек и щепки. Когда, в очередной раз, попробовав побежать, я упал, поперхнувшись режущим лёгкие кашлем, и готов был сдаться, линия прилива была уже довольно далеко. Я поднял глаза и увидел, что чудовищная полурыба-получеловек исчезла, и только рябь на поверхности волн неподалёку от берега напоминала о ней. После этого я потерял сознание и пришёл в себя уже во дворце. Мне рассказали, что меня нашли монашки из монастыря, находившегося на скале возле того пляжа, на котором я оказался. Меня доставили в обитель, обмыли, забинтовали мои раны и царапины и отправили, лихорадочно бредящего, в город.

Прошло уже много времени, на моей коже не осталось следов от той катастрофы, в которую я попал, но память моя хранит образ той химеры. Каждую ночь я просыпаюсь в холодном поту, когда она тянет ко мне свои влажные ледяные перепончатые ладони. Мне слышится её хриплый стон, я силюсь его расшифровать, понять, что же она говорила. И, что ещё безумнее, я думаю: не её ли прислало море, которое я раньше так сильно любил, чтобы спасти меня из лап того шторма? Вдруг она не чудовище, а добрый ангел? Но эти мысли ужасают меня ещё больше, я пытаюсь спать как можно меньше и стараюсь всеми силами забыть её.

Приезжай, Ганс, мой милый друг, помоги мне справиться с моей манией, отвлеки меня от ночных кошмаров, как ты это всегда умел делать.

Целую, всегда твой Фритс.

***

Глава 2. Дворец сна (Первое письмо Ганса Фритсу).Фредерику,

Копенгаген,

24 августа 18… года.

Милый Фритс! Ты не представляешь, насколько сильно я переживал о тебе: я слышал о том, что корабль, на котором ты находился, потерпел крушение во время того проклятого шторма, слышал, что ты уцелел, писал тебе письма едва ли не ежедневно, но не получал ответа. Я боялся, что с тобой произошло непоправимое, пытался утешить себя надеждой на обратное, вырваться в столицу, чтобы удостовериться в твоей целости и сохранности лично, однако обстоятельства, будто по воле какого-то злого рока, противостояли мне. Теперь-то я знаю ― ты жив, а это главное.

В ночь той катастрофы, произошедшей с тобой в море, я не находил себе места, хотя не ведал ещё о ней. На закате, когда солнце окрасило небо в цвета пламени и крови, я почувствовал запах соли и водорослей, будто принесённый свежим ветром с далёкого моря, хотя если бы он прилетел с побережья, город задушил бы его и пропитал своим букетом ароматов, человеческих, не похожих на воздух с необитаемых просторов водной пустыни. Этот запах разбудил во мне странное беспокойство, мне показалось, что нечто древнее, чужое и огромное пытается войти в меня и завладеть моими мыслями так же, как холодный влажный горький воздух завладел моим обонянием. В шелесте занавесей у открытого окна и в скрипе двери на сквозняке мне послышался гортанный шёпот, говорящий на незнакомом уродливом языке. Я поймал себя на том, что пытаюсь вслушаться и разобрать в этих звуках отдельные слова, а мои собственные мысли запутываются, вытесняются странным шепотом: «Фхтагн… фхтагн… Ктулху фхтагн…». Я решил забыться сном, в надежде, что тьма укроет меня мягкой уютной пеленой от шепчущего холодного ветра. Но мои сны в эту ночь были похожи на бред и будоражили моё сознание едва ли не сильнее зловещих голосов. Я видел громадные дворцы из позеленевшего от времени камня, колышущиеся в мутном тумане, густом, но прозрачном, не белёсом, как тот, который накрывает осенью северные города. Эти циклопические здания виделись мне прекрасными, но, вместе с тем, их очертания рождали у меня в голове страх: они казались очень чуждыми, но не только и не столько из-за непривычности архитектуры, сколько из-за несоответствия реальности и здравому смыслу. Громоздкие формы покоились на тонких колоннах, высокие двери находились под немыслимыми углами к поверхности, будто по другую их сторону скрывается вовсе не зала за стеной, а выход в пространство ещё более тёмное, туманное и противоречащее всем человеческим представлениям о действительности. Понятия верха и низа в этом месте постоянно менялись: то, что мгновение назад казалось земной твердью, наклонялось и переворачивалось, причём глаз не мог заметить, когда это произошло. Меня сковывало ощущение, что этот странный мир с его огромными дворцами спит, и его создатели и повелители спят уже тысячи тысяч лет и видят грёзы о нашем мире, солнечном, тёплом, так мне знакомом, и меня вот-вот окутает кокон сна, он тянется ко мне холодными цепкими щупальцами, дотрагивается и обещает, что скоро я тоже погружусь в вечную дремоту и буду видеть сновидения о своем родном мире, но в него не вернусь, а останусь здесь, в тумане и тягучей влажной прохладе. Я пытался вырваться из объятий этого жуткого гипноза, но цепенел всё больше и больше, и покорно наблюдал за мягко покачивающимися длинными стеблями неведомой травы, ползущими по стенам циклопических дворцов. И вот я уже почти погрузился в бесконечную тягостную дремоту, когда вдруг послышался приглушённый гул, в котором я постепенно начал различать слова из давешнего шёпота, только более громкие и гортанные: «Пхнглуи мнглунафх Ктулху Р'лайх угахнагл фхтагн! Фхтагн!». Туман вокруг меня заколыхался сильнее, его упругие прозрачные массы начали расходиться от дворца в разные стороны, будто круги на воде от брошенного камня. Ближайшая ко мне высокая дверь с тёмным орнаментом на поверхности, изображавшим будто бы переплетённые рыбьи хвосты и щупальца, медленно отворилась, совершенно беззвучно, хотя мнилось, что движения таких громадных тяжёлых створок должны непременно сопровождаться низким и громким скрипом. Из темноты за дверью пахнуло непереносимым смрадом, ледяным холодом и, что ещё страннее и непонятнее, чувством леденящего кровь ужаса, столь плотного, что его, казалось, можно ощутить кожей, взять в руки и тут же умереть от невероятной, непостижимой силы кошмара, проникающего внутрь, заставляющего сердце биться намного чаще, разрезающего тело острой концентрированной болью, приходящей извне, пульсирующей и подгоняющей под свой безумный ритм дыхание и мысли, взрывающейся в голове и обливающей раскалёнными искрами всё тело. Я будто знал, что эта боль только фантом, порождение страха, но от этого она не становилась слабее, а, наоборот, накатывала и накатывала с новыми силами, а в уши бил всё тот же гул множества голосов, отражённых от древних каменных стен: «Ктулху фхтагн! Ктулху фхтагн!». Я очнулся от собственного вопля ранним утром, когда тусклые лучи солнца прорéзали серые грозовые тучи и проникли в распахнутое окно. Мои простыни были мокрые от холодного пота. Я помнил свой сон в деталях, хотя всей душой хотел бы позабыть его и не вспоминать никогда. И этот кошмар принёс мне беспокойство о тебе: мне казалось, что щупальца гипнотического существа из циклопического дворца тянулись к тебе, а я ― всего лишь случайная жертва на его пути. На следующий день я узнал из газет о шторме и о крушении корабля, на котором ты плыл, и утвердился в своих опасениях, хотя разумом понимал, что они иррациональны и даже глупы. Прошу тебя, скажи мне, что мой сон случаен и ничего не значит, а твоё видение странной химеры ― всего лишь галлюцинация, порождённая воспалённым разумом усталого обезвоженного человека. Ни тот, ни другой кошмары не могут сколь-нибудь касаться действительности, но они беспокоят меня, ужасают и одновременно манят; мне кажется, что они как-то связаны между собой, и я хочу найти и распутать соединяющие их нити. А может быть, это призрачная связь двух любящих сердец, когда близость людей делает близкими даже их грёзы?.. Не знаю точно, но мне мерещится, что моя мания, связанная со сном, пройдёт, когда я увижу тебя, реального, живого и невредимого. Хочу встретиться с тобой и не только по этой мистической причине ― я тоскую без тебя, словно потерял осколок жизни и не могу его вернуть. Надеюсь, в течение месяца смогу вырваться в столицу, а до того счастливого дня ― жду твоих писем. А ты жди меня и не забывай о моей любви.

Обнимаю, твой Ганс.

***

Глава 3. Сёстры из моря.Далеко в море, где до дна не достать ни одному ныряльщику, где толща воды по высоте сравнима с несколькими колокольнями, поставленными одна на другую, где ветер без устали ласкает поверхность моря, и ему не мешают ни острова, ни маяки, ни даже корабли ― люди редко появляются там, глубины кажутся такими синими, что ясное небо похоже лишь на их бледное отражение. В этих глубинах плавают стаи рыб разных размеров и расцветок, с чешуёй блестящей или матовой, с развевающимися длинными яркими хвостами и плавниками или с кожистым обтекаемым телом, пёстрые, видные издалека, и незаметные, сливающиеся с песком или с подводными скалами. Но не только они обитают в синем море ― там есть и огромные крабы с цепкими клешнями, мягкие медузы, парящие в толще воды, громадные моллюски с толстыми скользкими щупальцами и извивающиеся гады морские. Но властвуют над подводным царством не рыбы и не крабы, а раса Глубоководных с их повелителями ― отцом Дагоном и матерью Гидрой.

Глубоководные всегда жили скрытно от людей в подводном городе Й’хан-тлеи и в маленьких поселениях, разбросанных по океанскому дну, их видели только туземцы юго-восточных островов, с которыми морской народ заключил давний договор: жители глубин снабжали дикарей рыбой, а те отдавали своих дочерей, ибо малочисленные Глубоководные мечтали породниться с обитателями суши и унаследовать их стойкость к условиям наземного существования и плодовитость. Но подводным властителям не хватало крови южных народов, их влекла надежда найти супругов для своих подданных и среди людей северных континентов. Эту миссию Дагон и Гидра прочили своим дочерям ― шести прелестным принцессам.

Юные русалки жили в огромном дворце, окружённом колышущимися водорослями, хищными актиниями с шевелящимися щупальцами и разноцветными подводными скалами, облепленными разнообразными моллюсками, кораллами и населёнными крабами. Стайки рыб так и мелькали среди этого великолепия, как птицы, украшающие человеческие деревни и города. Принцессы очень любили свой медлительный, текучий мир, играющий всеми красками спектра в бликах солнечного и светящийся жемчугом и перламутром в отражениях лунного света. Однако они мечтали повзрослеть и попасть на поверхность моря, увидеть обитателей суши и ощутить неведомые им, знакомые только по рассказам взрослых, воздушные потоки на своей нежной зеленоватой коже. Особенно мечтала об этом младшая русалочка ― тихий, послушный ребёнок, всегда радовавший своих родителей желанием прикоснуться к другой жизни, сухой, тёплой и светлой. Дагон и Гидра возлагали на неё большие надежды и ждали, что однажды их младшая дочь вернётся с континента со своими потомками, не русалками и не людьми, которые продолжат царствование в подводных глубинах и преумножат мощь древнего народа Глубоководных.

Когда старшая дочь достигла совершеннолетия, она выплыла к приморскому городу. Русалка рассмотрела высокие, рвущиеся к небесам, дома на берегу, её поразил блеск церковных куполов, флюгеров на крышах зданий и отражающих солнце окон. Она расслышала шум экипажей, мелодичные звонкие голоса людей, шелест ветра в кронах деревьев и плеск прибоя на каменистых пляжах. Но приблизиться к городу девушка не решилась и вернулась в родные морские глубины.

Вторая сестра посетила поверхность через год. Она увидела закат солнца и почти ослепла от ярких красок: красный, малиновый, оранжевый, желтый свет лились от огромного шара на горизонте и отравляли невыносимыми оттенками морскую воду. Русалка привыкла к нерезким очертаниям предметов, к приглушённым тонам, потому она едва не сошла с ума от непривычных картин, казавшихся ей больным бредом. Она обратила свой взгляд к небу, разглядела в нём мягкие расплывающиеся облака, также окрашенные в красное и розовое, но неярко, матово. Подводная принцесса лежала на воде и смотрела на небо, угадывая в его меняющихся формах знакомые образы, пока не наступила ночь: она смогла вернуться обратно в глубину.

Третья дочь Дагона была полна решимости встретить людей и увлечь их в своё родное царство, потому она отправилась к реке. Она увидела луга, леса, сады и виноградники, удивилась, что наземные растения не столь подвижны, как подводные. Зато существа, которые плескались на мелководье, ужаснули её таким быстрым мельтешением, что глаз не мог уловить движений. Она плавно поднялась из воды и попыталась направиться к маленьким визжащим созданиям, но из их мечущейся кучи вдруг появилась небольшая волосатая тварь, громко лаявшая и щерившая зубы. Принцесса, не привыкшая к агрессии, испугалась и нырнула обратно, скрываясь в медлительных водных потоках.

Четвёртая русалка была заранее напугана рассказами сестёр и решила не приближаться к берегу. Она плавала в открытом море, встречая одинокие рыбацкие шхуны и изумляя их экипаж, набожно крестившийся при виде зелёнокожей девушки с рыбьим чешуйчатым хвостом, перепончатыми руками и жабрами. Принцесса боялась их не меньше, чем рыбаки ― её, но всё равно, нырнув в привычную толщу воды, возвращалась посмотреть на них и на птиц, круживших над волнами в поисках пищи, на далёкую сушу и на дельфинов и китов, резвившихся на волнах.

Пятая сестра попала на поверхность зимой, когда на глади моря плавали куски белого сверкающего льда, да и суша выглядела такой же сияюще-бледной и пустынной. Только одинокая лодка, вмёрзшая в воду у причала, напоминала о том, что местность не безлюдна. Однако найти кого-либо и увести в подводное царство у русалки не получилось; она так и проплавала в тёмной зелёной воде, собирая длинными волосами, как сетью, осколки ледяных кристаллов, пока небо не заволокло низкими тучами и мир вокруг неё не потерял свой холодный мёртвый блеск, сменив его на тусклую белизну погребального савана.

Пять сестёр иногда поднимались на поверхность воды вместе, выбирались на скалы и песчаные отмели, подставляя зеленоватую кожу своих тонких изящных тел яркому солнцу, и пели тягучие завораживающие мелодии, завлекая мореходов в глубоководное царство. Младшая русалочка только с завистью смотрела им вслед, когда они отправлялись на свои прогулки, и с нетерпением ждала позволения самой увидеть надводный мир, о котором слышала так много разного, чего нет в морских глубинах, неизменно медлительных, колышущихся и тёмных.

Наконец день её совершеннолетия настал. Принцессе вручили торжественную серебряную тиару, расчесали её длинные локоны гребнями из ракушек, дали последние наставления, и она поплыла вверх, к светящейся границе воды и воздуха.

Русалочка поднялась на поверхность, когда та уже была окрашена в тревожные красно-оранжевые цвета лучами закатного солнца. На воде колыхались дорожки из пятен жёлтых и малиновых отблесков, а барашки на гребешках волн отливали нежным цветом тёплой человеческой кожи ― именно такой её представляла маленькая подводная принцесса, когда слышала сказки о богине любви одного из южных народов, родившейся из пены прибоя. Вдалеке что-то полыхало особенно ярко, отражая кровь умирающего солнца, которой вторили всполохи факелов. Оттуда же слышались едва различимые звуки. Принцесса направилась к ним и обнаружила корабль под белыми парусами, на котором что-то шумно праздновали многочисленные люди ― матросы с обветренными коричневыми лицами, их русалка узнала по рассказам сестёр и почувствовала издалека их запахи, почти родные, солёные от морской воды и горькие от водорослей, и жители суши, изнеженные и белолицые, чужие для этой стихии. Особенно нежен и красив в своей непохожести на всё то, что принцесса видела раньше, был один юноша, такой же молодой, как и она сама, хрупкий, но статный. Его каштановые волосы казались мягкими, шелковистыми, глаза глубокого чёрного цвета были ласково теплы ― и это ничуть не походило на холод морских глубин, и притягивало, и манило. Юноша почти не участвовал в окружавшем его веселье, а смотрел в воду, будто она, в свою очередь, звала его к себе. Русалочка заворожёно наблюдала за человеком и всё яснее видела, что он именно тот, ради кого она поднялась из морских глубин, о ком мечтали и она, и весь её род, кому суждено стать отцом её детей, стойких долгожителей с зеленоватой кожей и выпуклыми глазами, как у всех подводных обитателей, и с горячей кровью и быстрым умом, как у всех людей. Их дети будут проповедниками новой веры и новой власти для жителей поверхности ― новой для последних, но древнее всех их поколений, вместе взятых, ― власти подводных повелителей. Охваченная грёзами о будущем принцесса плыла вслед за кораблем. Она не заметила даже, как небо заволокло грозовыми тучами, солнце померкло, и налетел шквал сильного ветра, вздымающий волны высотой, сравнимой разве что с глубиной, на которой находится родное для русалочки царство. Глубоководная принцесса заметила разгул стихии, когда паруса корабля начали разрываться под порывами ветра, и их полотнища захлопали своими широкими крыльями, будто аккомпанируя неистовому танцу невидимых воздушных демонов, вышедших на охоту на людей. Опьяневшие матросы не успевали убрать снасти ― их беспечность, принесённая празднествами, ослабила их. Мачты ломались со страшным треском, корабль швыряло с волны на волну, солёная пенная вода с обрывками водорослей, песком и щепками ― остатками прошлых кораблекрушений ― щедро заливала палубы. Кто-то, не особенно ловкий, соскальзывал с мокрых досок прямо в объятия океана и тонул, кто-то ещё удерживался, но даже самым стойким была суждена гибель. Русалочка зорко следила за каждым движением юноши, пленившего её своей красотой, готовая в любой момент прийти к нему на помощь. И вот, финальный удар безумной тарантеллы демонов стихии разломил корабль надвое, словно соломинку, и обломки намокшей и отяжелевшей древесины с цепляющимися за них людьми пошли ко дну. Русалка ринулась к месту крушения, нырнула и выхватила из цепких лап тёмной манящей глубины тело прекрасного юноши. Она вытащила потерявшего сознание человека на поверхность и поплыла к берегу, стараясь держать его голову над водой. Постепенно буря угомонилась, и принцесса увидела в туманной дымке сушу ― родной дом для юноши и почти смертельное место для неё самой. Русалочка терпеливо гребла перепончатыми ладонями, не забывая удерживать на поверхности своего избранника, и предвкушала, как он очнётся и отблагодарит свою спасительницу самым ценным, что мужчина может дать женщине ― крепким, здоровым потомством.

Русалочка и её бездыханный спутник добрались до суши лишь к разгару следующего дня, когда солнце уже иссушило все давешние тучи. Принцесса вытащила юношу на тёплый песок за линией прибоя и расположилась рядом, ожидая его пробуждения. Через некоторое время он очнулся, закашлялся, выплёвывая остатки морской воды из лёгких, и открыл глаза. Его зрачки расширились, едва он заметил сидящую возле него русалку, и попытался произнести непослушными, онемевшими от страха губами: «Кто ты?». Принцесса поняла его вопрос, даже не зная человеческого языка, но её объяснения на родном ей гортанном, годящемся для подводных глубин наречии звучали здесь уродливо и устрашающе ― хриплый шёпот юноши и то казался певучим и звонким по сравнению с ним. Парень попытался отползти в сторону от своей спасительницы, цепляясь неловкими негнущимися пальцами за песок. Русалочка поняла, что она испугала своего избранного, что её красота, ценящаяся в царстве Глубоководных, ― уродство на суше. В отчаянии она бросилась в воду и поплыла обратно, домой.

Вернувшись в Й’хан-тлеи, принцесса молчала несколько суток, терзаемая мыслями о своей безобразности и о невозможности осуществить из-за неё давнюю мечту Дагона и Гидры получить потомков-метисов. Однако старая Гидра-прародительница догадалась, в чём дело ― недаром она была правительницей, тысячи лет мудро властвующей над подводным царством. Дождавшись, когда боль русалочки стихнет, она принялась утешать свою дочь.

― Ты ближе всех своих сестёр подошла к человеку, ― говорила она, ― ты старательна ― и это принесёт свои плоды. Но люди ― существа ограниченные, они судят по тому, что видят, и отталкивают всё чуждое и непривычное. Ты выглядишь иначе, чем они, поэтому ты потерпела неудачу. Но мы исправим это, человек узнает о нашем могуществе и преклонится перед ним.

Старая Гидра помнила, как она сама пыталась найти человека-отца для своего медленно растущего семейства и понимала огорчение принцессы. Она предлагала русалочке снова подняться на поверхность и найти другого, менее хрупкого и пугливого мужчину, но та всё твердила, что её избранник ― самый лучший, что она должна повторить попытку, что его манит море, и он обязательно пойдёт за принцессой. Мать-Гидра только поражалась неожиданному упорству дочери и обещала помочь ей.

***

Глава 4. Молитва к Спящему.Глубоко-глубоко в океане, где толща прозрачной воды круглые сутки кажется чернее беззвёздной вселенской пустоты, в затонувшем древнем городе Р’Лайхе погружён в тысячелетний сон великий Ктулху. Его грёзы родственны смерти, и он щедро раздаёт их обрывки, веющие ужасами безысходной пустоты и всепоглощающего небытия, существам, живущим на суше. Ктулху видит бездонную вечность ― и её дыхание задевает смертных, сводя их с ума своей непостижимостью. Ктулху грезит о бесконечной тьме ― и та окутывает разумы, разрывающиеся от неспособности посмотреть в неё. Р’Лайх безжизнен и пуст, потому что даже мельчайшие черви и моллюски гибнут при соприкосновении их органов чувств с ледяной душой древнего могущественного бога. Что до людей ― их убивает необратимое умопомешательство, заселяющее их мысли чужеродными кошмарами, даже в тысячах миль вдали от пристанища Ктулху. Только дети чудовищного бога знакомы с образами из этих грёз и не страшатся их. А когда мéньшим богам рода Древних требуется помощь, то они могут воспользоваться силой снов Ктулху.

* * *

Мать Гидра собиралась провести старый риутал. Она напоила свою младшую дочь снотворным зельем из водных растений, для приготовления которого поднималась на сушу. Гидра бережно увлекла крепко спавшую маленькую русалочку в тёмные глубины океана, в Р’Лайх. Там она отыскала каменный алтарь, покрытый иероглифами, тысячи лет лежавший на том месте, куда он был доставлен с родины великого спящего прародителя оттуда, где звёздное небо не похоже на земное и другие планеты величественно движутся по орбитам. Мать Гидра смахнула перепончатой ладонью песок, накопившийся на поверхности алтаря, положила на него тело своей дочери и, приподнявшись над ней, простёрла руку, указывая на пристанище могущественного Ктулху. Она сделала глубокий надрез на своей чешуйчатой бирюзово-зелёной коже и, когда ихор из её вен накрыл алтарь со спящей русалочкой и саму Гидру зыбким колышущимся куполом, начала молитву спящему повелителю.

«О, отец наш Ктулху! Обрати свои мысли к детям своим, открой свои грёзы для моих речей. Познай души жителей планеты, загляни в их разумы, прочти сон моей дочери и коснись его обитателей. Разыщи человека, которого видит твоя внучка, наполни его мысли соблазнительными образами и окутай ими юную русалку. Внуши ему сон в яви и заставь его идти за мечтами, которые ты дашь ему. Вручи нам ключ от его привязанностей, и мы принесём тебе плату преумножившимся потомством твоим, сильным, стойким, плодовитым. Помоги нам населить планету существами с плотью от плоти твоей. Молю тебя, о, отец Ктулху!»

Тонкие нити зелёной слизи расползались над алтарём и плотным туманом плыли к громадам Р’Лайха. Мать Гидра провожала их взглядом, не обращая внимания на то, что из руки ещё сочится ихор и ленивыми течениями разносится вокруг её фигуры. Спустя некоторое время вода всколыхнулась: это Великий Спящий почуял запах жертвенной крови и принял её.

Спустя некоторое время пристанище Ктулху снова опустело: мать Гидра с почтением относилась к тысячелетнему сну древнего бога и не смела тревожить его ни мгновением дольше, чем это было необходимо. Она старалась покинуть священный город как можно быстрее и плыла, увлекая за собой бессознательное тело русалочки, к дворцу повелителей Глубоководных. Тем временем Ктулху уже погрузился в новый сон: о земных жителях; о принце, наследнике трона одной из их стран; о прекрасной незнакомке, которая однажды спасла ему жизнь; о случайной встрече двух существ, перерастающей в покалывающую острыми сладкими искрами страсть; о судьбе, причудливые изгибы которой уничтожили не одну цивилизацию, а теперь готовы создать новую из потомков двух родов, людского и подводного…

* * *

Ктулху спит, а иллюзии, которые возникают в его древнем разуме, окутывают мир и создают новую, ещё зыбкую, но крепнущую с каждой минутой, реальность. Ктулху спит, а на другом краю земли засыпает юноша, марионетка из грёз дремлющего бога. Человек погружается в тёплую спокойную темноту, в которой лениво мерцают зелёные звёзды и расползаются оранжевые диски ― зародыши сна. Сна о прекрасной девушке, легко плывущей по гребням морских волн, светловолосой, тонкокожей, изящной. Юноша хмурится, когда его сновидение мрачнеет, иллюзорное небо затягивают призрачные чёрные тучи. Он беспокойно мечется в постели, сминая белые простыни, когда грезящиеся ему волны поднимаются до небес и обрушиваются вниз, разбиваясь на сотни ледяных осколков, пронзающих его тело, сбивают с ног: он тонет, тонет, тонет, задыхается под толщей воды, пока его не обнимают тонкие девичьи руки и не поднимают на поверхность, согретую ласковым солнцем. Юноша поворачивает голову и видит перед собой улыбающуюся девушку, ту самую, светлую, бледную, хрупкую, как сам сон, как мифическая русалка. Он протягивает руку к её телу, но она ускользает. И юноша просыпается, так и не прикоснувшись к прекрасной иллюзии, но память о ней остаётся, заслоняя собой новое утро.